Суд аннулировал кредит, который жительница Петербурга взяла под давлением мошенников

— Эта практика есть, она начинает потихонечку, очень медленно, к сожалению, но набирать обороты. Когда мы подаем иск об оспаривании сделки, мы прибегаем к психолого-психиатрической экспертизе, которая назначается в рамках уголовного дела и повторно проводится в рамках гражданского дела. И ставим вопрос — один, два, три максимум — в части периода, когда был заключен договор, могла ли она понимать значение своих действий, есть ли у нее какие-то иные медицинские заболевания, это может быть отражено в медкарте, а, может быть, какие-то сосуды головного мозга в результате инсульта пострадали. Мы смотрим физику и психологию, а является ли этот человек лицом, которое можно ввести в заблуждение, может ли это лицо поддаться влиянию. Состояние психологическое остается, поэтому важно быстро обратиться к специалистам, чтобы это зафиксировать. Соответственно, также обратиться сразу нужно с заявлением о возбуждении уголовного дела, что были совершены в отношении вас мошеннические действия. И все это доказать. Обязательно сохранять номера телефонов, это тоже очень важно, потому что это может помочь следствию установить эти обстоятельства, нельзя избавляться, они даже советуют «избавиться от телефона», так вот, нельзя этого делать, все должно быть сохранено. Но опять же, это скорее редкий случай, чем постоянный. На данный момент у меня таких два клиента сейчас. В одном случае порядка 4 млн рублей переведено было мошенникам, в другом случае порядка 8 млн рублей с лишним.

— Суд в Петербурге принял во внимание, что договор заключался только для того, чтобы выработать кредитный потенциал, а намерения пользоваться денежными средствами не было. Когда людей обманывают мошенники, такой договор не всегда составляется?

— Поскольку я с судебным актом не знакома, мне очень сложно комментировать в этой части. Могу сказать одно, что используются разные условия. В целом я с такой формулировкой еще не встречалась в своей практике.

— Очевидно, что это креативная формулировка, которую, видимо, суд очень долго искал, подбирал для того, чтобы переключить потерпевшего с объекта на инструмент преступления. То есть получается так, что как будто бы мы не берем во внимание, что непосредственно кредитные средства берутся конкретным человеком для дальнейшего ими распоряжения, потому что раньше это было неважно: мошенники заберут эти деньги, и куда он их переведет, как он ими распорядится. Получается, сейчас построена другая ролевая модель, что человек, которого вводят в заблуждение, выступает неким средством, чтобы обмануть банк. То есть это совершенно другая причинно-следственная связь для того, чтобы именно у банка забрать деньги, и в конечном итоге они оказались у мошенников. И это абсолютно новая картинка, но как будто бы кажется сейчас справедливой. Если эта матрица будет накладываться на подобные споры в принципе в судебной практике, то это суперпозитивный сигнал для пострадавших, потому что явление это массовое.

— Банк тоже признан пострадавшей стороной по этому делу. Правильно ли мы понимаем, что он сможет вернуть деньги, лишь когда мошенников найдут, то есть, получается, никогда?

— Почему никогда? Обычно, когда банки включаются со всем своим ресурсом и со своими службами безопасности, вероятность найти мошенников гораздо выше, потому что они более профессиональный игрок, более заинтересованы в том, чтобы разыскать преступников. Поэтому я считаю, что как раз вероятность нахождения последнего звена, которое присвоило себе эти деньги мошенническим путем, оно тем выше, чем больше банки будут в этом задействованы.